Иван Осипович Рыньков

Разговор о прошлом Ростовского музея включает в себя обязательный и почти неизменный набор имен: Андрей Александрович Титов, Иван Александрович Шляков, Дмитрий Алексеевич Ушаков, Вячеслав Александрович Ким… Однако, кроме этих безусловно выдающихся людей, весомый вклад в музейную историю внесли и иные, менее заметные нам, сегодняшним, труженики. Сегодня мы поговорим об Иване Осиповиче Рынькове, ныне забытом настолько, что известна лишь дата его рождения – 13 ноября 1873 года. То есть, 140 лет назад.

Узнать об этом обстоятельстве помог справочник «Ярославские краеведы» (составитель В.П. Алексеев; Ярославль, 1989), который мне недавно довелось держать в руках. В предисловии упомянут Н.И. Нечаев, сотрудник филиала госархива Ярославской области в Ростове; именно он, по моему предположению, сообщил составителю значительный массив фактов для био-библиографической справки о Рынькове и других ростовских краеведах. Вот что, в частности, там говорится: «Родился в крестьянской семье. Среднее образование получил в Москве. Был слушателем историко-философского цикла университета имени А.Л. Шанявского. Преподавал в нескольких учебных заведениях. Член партии социалистов-революционеров с 1902 года. В 1905 – 1906 гг. был членом комитета этой партии в Нижнем Новгороде. Участвовал в Первой мировой войне».

Далее в справочнике значится: «Некоторое время служил в земстве». Однако недавно изданная монография К.А. Степанова содержит сведения о том, что 14-20 марта 1914 гг. Рыньков как представитель Ростовского уездного земства осматривал сельские библиотеки. Таким образом, эта деятельность И.А. Рынькова началась еще до войны.

Читаем справку дальше: «После революции работал в Ростовском уездном отделе народного образования. Был членом коллегии, помощником заведующего отделом".

Пройдя этот незаурядный путь, в Ростовский музей древностей И.О. Рыньков, по данным архива, поступил 16 августа 1924 года. В справочнике написано, что он «был заведующим историко-революционным отделом, старшим помощником хранителя музея». Прибавим к этому, что в документах 1925 г. он упоминается как заведующий административной частью; есть сведения о том, что он заведовал экономическим и антирелигиозным отделами, организовал при музее школьный исторический кружок (воспоминания Г.С. Залетаева).

Любопытно свидетельство современника, С.А. Соколова (публикация Л.Ю. Мельник), посетившего музей 2 мая 1929 г. Серапиону Алексеевичу явно не понравился тон экскурсии Рынькова, по его мнению, "данный большевиками": "Когда он заявил, что в прежнее время в алтарь не впускали женщину потому только, что считали ее каким-то низшим существом, я не вытерпел и указал ему на диаконисс. Когда же он объяснял, что иконостас сделан для того, чтобы верующие не могли знать, что делают попы в алтаре, громогласно заявил об этом экскурсии, я возразил: а у католиков как, алтарь закрытый или открытый? А ведь они тоже христиане, а у магометан, входя в мечеть, требуется снимать обувь, и все это из святости к месту. Рыньков не нашелся, что возразить и только попросил его не перебивать. И все объяснения он давал в этом духе, стараясь держаться как можно ближе к безбожию; например, толковал, что имеющиеся в музее 5 голов Иоанна Крестителя все разные, одна на другую не похожи…».
Конечно, С.А. Соколов, происходящий из династии священнослужителей, едва ли мог спокойно слушать экскурсию в антирелигиозном духе; отсюда и резкий тон его отзыва. Однако, совершенно очевидно, что музей, как государственное учреждение, был вынужден вести идеологическую работу, и, судя по всему, именно Рыньков отвечал за это направление. О характере другой его работы – историко-революционного отдела, открытом в 1927 г. – свидетельствует сохранившийся в музее путеводитель по отделу.
Возможно, именно поэтому Рыньков пережил чистку 1931 года, в которой пострадали лучшие музейные сотрудники. В 1933 г. зав. антирелигиозным отделом И.О. Рыньков получает в подарок от месткома на сорокалетие музея джемпер.

Краеведческой работой Рыньков, помимо музея, занимался и на общественных началах. Он был одним из организаторов, секретарем правления и членом общественно-экономической секции Ростовского научного общества изучения местного края. Он принимал участие в издании печатного органа общества – сборника «Ростовский краевед».
В 1925 г. И.О. Рыньков представлял музей на II музейной конференции Центрального промышленного округа (Ярославль). В 1927 г. он был представителем РНОИМК на губернской конференции ассоциации по изучению производительных сил Ярославской губернии.

В рамках деятельности Общества Рыньков собирал информацию о Февральской революции в Ростове.

В 1941 году Иван Осипович еще был жив, о чем свидетельствует короткая заметка в местной газете «Большевистский путь»: «19 сентября в отделение госбанка пенсионер И.О. Рыньков принес в фонд обороны много разных серебряных вещей: молочник, сахарницу, полоскательницу, четыре столовых и три чайных ложки, вилку и сахарные щипцы, солонку, игольник и др. Всего весом 1392 гр.».

Дальнейшая судьба Ивана Осиповича неизвестна. Однако поиск «Яндекса» позволил найти информацию о краеведах Валентине Владимировиче и Владимире Валентиновиче Рыньковых – жителях города Перевоз Нижегородской области. Там же, 140 лет назад, когда город был еще селом, родился Иван Осипович Рыньков. Родственники?

Олег Непоспехов.

Димитрий Ростовский и его роль в истории естествознания

Ростовский натуралист, краевед Н.В. Чижиков в своих записках, вызванных появлением в художественной экспозиции Ростовского музея образа ростовского митрополита Димитрия Ростовского (1961 г.), писал: «Димитрий Туптало был образованнейшим человеком петровской эпохи и сторонником прогрессивных реформ Петра I-го. Вместе с тем, как ни странно для церковного деятеля, он первым в России без всякого влияния Западной Европы высказал мысль о происхождении животного мира путем самозарождения». 

В.К. Шебуев. Образ святителя Димитрия Ростовского. 1825.
Медная доска, масло. 130х100.
Собрание музея "Ростовский кремль"

И далее Чижиков цитирует издание, которое, кажется, давно забыли исследователи жизни и трудов святителя. Это вышедшие в свет в 1945 г. «Очерки по истории микробиологии в России» члена-корреспондента Академии Наук СССР Б.Л. Исаченко: «Таким мыслящим, образованным человеком рисуется наш русский мыслитель, современник Гриндель-фон-Аха. Личность Дмитрия Туптало заслуживает того, чтобы отвести ему определенное место в истории естествознания, наряду с упоминаемыми постоянно Ван-Гельмонтом, Гриндель-фон-Ахом и многими другими. Им по праву может гордиться русская наука».

Круглый стол «Перспективы развития Ярославского музея-заповедника в свете положений федерального закона 327-ФЗ»

23 октября 2013 года, в завершение XIV Ярославских краеведческих чтений, состоялся с круглый стол, посвященного перспективам Ярославского музея-заповедника в связи с предстоящей передачей ряда зданий религиозного назначения, в том числе, бывшего Спасского монастыря Ярославской митрополии. Я был на этом мероприятии, слушал выступление, кое-что помечал для себя. Думаю, ввиду важности события будет справедливым поделиться с сетевой общественностью своеобразным отчетом . Все очень коротко, основные контуры, конспективно – и без собственных оценок. Если в чем-то ошибся, надеюсь, что поправят.

Встречу открыла директор музея Наталья Васильевна Левицкая, сказавшая о том, что Ярославский музей-заповедник – это музей не только города и области, и круглый стол – инициатива руководства музея: «Мы не вправе ограничиться кулуарными обсуждениями… Мы создадим другой музей, который будет привлекать внимание всех любителей истории и культуры России». 

Первый выступающий, директор Ярославского джазового центра Игорь Гаврилов, высказал пожелание, чтобы новый музей не был разбросан по городу, а находился в одном, удобном для сотрудников, посетителей и экспонатов здании. 

Пожалуй, наиболее эмоционален был председатель Ярославского историко-родословного общества Юрий Иванович Аруцев, выразивший озабоченность судьбой 300 тысяч единиц хранения музейной коллекции, указывая на отсутствие в настоящее время сведений о новом помещении для музея, вследствие чего обсуждение новой его концепции неизбежно принимает «декоративный» характер. И.о. директора департамента культуры Ярославской области Марина Владимировна Васильева заверила присутствующих, что все заинтересованные стороны, в том числе представители Ярославской митрополии, осознают сложность задачи, которая не может иметь «срочный характер»; сообщила о совещаниях, состоявшихся по этому поводу, в том числе о приезде в Ярославль Тихона (Шевкунова), курирующего вопросы культурной политики РПЦ.

Ярким было выступление Маргариты, «жительницы Ярославля и посетительницы музея», призывавшей музейных сотрудников повернуться в сторону простых посетителей, тратящих свой единственный выходной на поход в музей, которым, по ее мнению, важны не «маленькие штучки в маленьких ячеечках», а «пронзительная человеческая история, протянутая из прошлого в будущее». В качестве примера, Маргарита рассказала о том, что в музее-усадьбе Берново (Тверская область) ее поразил не «воздух, которым дышал Пушкин», а история с приездом в музей Йоко Оно. Выступившая затем сотрудница ЯМЗ Нина Александровна Грязнова сравнивала музей с «презентационным центром города для туристов», в котором «для человеческих историй мало места». Модератор дискуссии, Михаил Борисович Гнедовский, напомнил собравшимся о приезде в Ярославль Жана-Поля Сартра, отметив, что, на самом деле, таких историй в музее может быть множество.

Битломания в Ростове (часть 2)

В 1967 году на экскурсию в город Ленинград прибыл ростовский старшеклассник Алексей Морозов. На концерте группы «Поющие гитары» в городе на Неве он впервые услышал песни The Beatles. Эта музыка, даже в чужом исполнении, привела Алексея, ранее слышавшего о "битлах" только негативные отзывы, в настоящий восторг. Тотчас же у него возникла идея создания собственной группы.

Репетировать было решено прямо в школе (средняя № 3). Первый состав оформился в виде трио, которому не хватало бас-гитары. По каким-то изображениям и фотографиям таковая была «сконструирована» и изготовлена будущим участником группы, который играть на бас-гитаре в общем-то и не умел, зато ходил в кружок в Доме пионеров, где мастерил планеры. Эти навыки и помогли группе обзавестись самой настоящей бас-гитарой, пусть даже никто и не имел представления о том, как на ней играть. «Звучала такая гитара, конечно, жутко, но бас был», - вспоминает Алексей Морозов. Кроме того, битлы играли на шестиструнных гитарах, а тогда у всех были семиструнные, приходилось перестраиваться.

Битломания в Ростове (часть 1)

Некоторые верят, что The Beatles предотвратили третью мировую войну, что благодаря им обрушился железный занавес, а кому-то удалось и за этим занавесом обрести свободу – и в этом снова заслуга «Битлз»; кто-то ругал четверку из Ливерпуля, для кого-то любовь к группе стала роковой… В таких заявлениях присутствует отражение глобальности, массовости такого культурного явления, как «битломания», а посему, бушуя в Ленинграде и Москве, оно не могло не затронуть провинцию. Каким образом, попытаемся разобраться.

Наше небольшое исследование явления «битломании» в провинции ориентировано на устную традицию и официальный источник – газету Ростовского горкома КПСС, городского и районного советов депутатов трудящихся «Путь к коммунизму».

Конечно, в провинции о «Битлз» узнали позже, чем в крупных городах, известия о новом движении в музыке доходили и до Ростова. Польша, Украина, Белоруссия – здесь музыка «Битлз» зазвучала раньше (через прибывающие в украинские порты суда проникала в СССР западная культура). Поначалу (с момента основания группы – с 1960 г.) пресса о «Битлз» попросту молчала – будто и нет такой группы. Позже, где-то с 1965 г., появляются фельетоны, обличающие внешний вид и манеру исполнения «Битлз», появляются в газетах и первые фотографии (правда, плохого качества), тут же рождающие множество слухов (к примеру, на таких фотографиях битлы были похожи друг на друга как один – отсюда слух о том, что они родные братья), фотографии переснимали и перерисовывали, увеличивая формат. (Свидетельство тому карандашные рисунки Натальи Марковны Шарабудиновой – сотрудницы ГМЗ «Ростовский кремль», поклонницы группы «Битлз». Рисунки выполнены в конце 1970-х гг.)

В Ростове интерес к «Битлз» удалось обнаружить с 1967 года, когда у группы появился, наверное, самый яркий поклонник, который потом стал и последователем творчества группы. Но для того, чтобы охарактеризовать контекст зарождения «битломании» в Ростове, поговорим сначала о бытовой и культурной жизни города 45 лет назад .

"Теперь я скажу такую вещ": ростовский читатель Хомяков - о "Тихом Доне"

Мы начинаем публикацию наиболее интересных вещей из коллекции галереи на Коммунаров. Отзыв о романе Михаила Шолохова «Тихий Дон» справедливо был признан одним из хитов выставки "Находка в храме Спаса на Торгу". Забытый нашими современниками читатель Хомяков (мы не знаем даже его имени!) добросовестно, смело, и, скорее всего, непреднамеренно, оставил великолепное свидетельство своей эпохи.

Отзыв выполнен, вероятно, после 1933 г. (первого выхода трехтомника Шолохова одним изданием), по просьбе работников Ростовской центральной районной библиотеки, среди документов оставленного архива которой и был обнаружен Константином Масловым в 2009 году. Текст размещен на трех сшитых нитками тетрадных листах в клетку; на четвертом листе (в линейку), обнаруженном отдельно, помещен конец отзыва. Размеры бумаги 210х140. Весь текст написан карандашом.

Первая научно-развлекательная экскурсия-экспедиция "Подошвой смерча"

состоялась вчера, 25 августа 2013 года, в рамках нулевого анти-фестиваля "Ростовский смерч".

Эмблема анти-фестиваля

Мы прошли на УАЗике вблизи маршрута стихии 24 августа 1953 года (по данным Н.В. Чижикова), поговорили с местными жителями, записали их воспоминания, замечательно провели время. Благодарю всех участников экспедиции, всех наших помощников! Впереди обработка результатов, дальнейшие исследования. А пока - несколько фотографий Анны Шелеховой.

Церковь Рождества Богородицы (1822) села Савинское Ростовского района

Информант в с. Савинское и ее собака

В Савинском и виноград растет!

Привал экспедиции.

Смерч в Ростовском кремле (Из воспоминаний Л.П. Толпыгиной)

Предлагаем вашему вниманию отрывок из воспоминаний Лидии Петровны Толпыгиной (1923 – 2013). Запись сделана 5 августа 2011 г. на цифровой диктофон. Рассказ Лидии Петровны, приведенный здесь  без редакторского вмешательства, воссоздает яркую, эмоциональную картину происходящего, являясь, по сути, уникальным свидетельством очевидца.

А в смерч я работала как. Директором была Соловьева Анна Александровна. Уходит в отпуск, уезжает в Борисоглеб – у нее было любимое место отдыха. Раньше она там работала директором пионерского лагеря, так это у нее все осталось в памяти, и она уехала.

Конец дня. Зачем-то я спустилась в канцелярию. Что-то загудело, затрещало, какой-то такой неимоверный гул, такой неестественный, я никогда в жизни такого не слыхала. Я в окно-то взглянула – вот где у вас там теперь милиция или кто, в угловой-то  – тут сидела бухгалтер, а тут вот Ольга Михайловна, а тут поперек стоял еще стол. Я присела на этот стол… Господи! Я говорю: «Ольга Михайловна, ты посмотри, что делается! Посмотри-ка, над Успенским-то собором как галок таскает!». А это были не галки, это были доски и железо. А уж я с перепугу, что вокруг этих пяти куполов всё гудит, всё падает! Теперь вот это вот окно, все-таки оно не целиковое было, сейчас оно вроде бы тоже не целиковое, с поперечинками, каждая поперечинка надулась, стекло – пук! И Зое Константиновне на все документы стекла. Мы отскочили от окна. А я говорю: а что там делается? А почему? Директор уехала в отпуск, меня назначили исполнять обязанности директора. А я спустилась с третьего этажа, там было двое посетителей. Думаю, а что там, интересно, у нас делается, если тут стекла летят. Вот даже не поверишь: вот стекло вот так вот надувается: пук – и нету. Вот какая сила была.

Я – наверх. В основном пострадал северо-западная часть. А в угловой комнате северо-западной части у нас была выставка фарфора, не то, что выставка, а так – решили показать фарфор. Русского производства. Стоял в витринах. Там, значит, раньше как, я не знаю, что теперь там делается – как вот пройдешь первые два зала, угловая комнатка тоже там на третьем этаже маленькая, а потом проходишь – там еще проходная, и эта вот угловая северо-западная комната. Я туда. А там, значит, с угла стояла печь из хорошего изразца голландка. Топили ее вот из проходного зала, и к этой печи была приставлена витрина с красивым, хорошим, дорогим фарфором. Я прихожу – все на полу. Вот которая тут вот почти посредине стояла витрина, спинка к спинке, они стояли – а эта валяется. Было побито.

Побито было порядочно, но я не дала ничего списывать. Ничего не дала, прямо чуть дело до драки не дошло. Я все собрала, потом как было время, я разбирала. Я не знаю, вот одно время еще показывали, как же называют: вот такой высоты блюдо, вроде кружечка, заполнялась кипятком, а внутри этой кружечки чай, чтобы он не стыл. До чего мне было жалко вот этот прибор! Он так разбился. Потом какая-то была выставка, я гляжу: здравствуйте! Цел, жив. Я его склеила, списывалась с историческим музеем, они мне прислали рецепт, как сделать этот клей, и, в общем, почти весь фарфор я склеила, который побился. Ну, не все там побилось. И я встретила вот этот вот прибор, как будто я родственника увидела! Мне было приятно, что я вот сумела его сохранить. Ну, это уж было порядочно, когда его выставляли. Сделала так, что почти швов не видно, лепила.

Гляжу в окно: ковер тащат! Были западные ворота – и восточные ворота. Сейчас заделаны западные. Ковер потащили! Потом лошадь бьется, а лошадь ногу сломали, потом этой лошади там же расстреляли, убили, вернее, не знаю, я не глядела. Я, значит, Катя Перелогова такая работала: «Катя, беги, отнимай, кричи, отними этот ковер!». Катя – а она бывшая рольмовская, ууу! Приносит, тащит.

В это время, значит, родной брат нашей директорши – он работал в автохозяйстве – сел на машину и поехал за ней. Он ее привез. В это время, значит, что мы организовали до ее приезда? Сбор железа с крыши. Нам прислали воинское какое-то подразделение, везде стояли патрули, никого не выпускали и не впускали, да еще там были торговские склады везде: и под Красной, и под церковью Спаса на Торгу, в церкви Одигитрии был кинопрокат и винный склад. Теперь, Дом на погребах – внизу там, значит, тоже все склады были. Вот теперь по восточной стене сюда, где архив или где что, внизу – там были тоже, там все были склады. Так что и продукты надо было хранить, и музей-то чтобы не растаскивали.

И две посетительницы еще там у меня были. Одна после больницы, ее обрили наголо, и у нее был парик, и его удуло. «Мне верните парик! Я за него деньги платила!». Она за мной ходила, наверно, полчаса, чтобы я ей вернула парик.

Дальше. У Зои Константиновны, бухгалтера, улетела кассовая книга. Я говорила: «Ну и что – сначала то – ну что кассовая книга-то, восстановишь». «Я по кассовой книге все восстановлю, остальное не страшно. Мне нужна кассовая книга». Искали, искали. Потом пускали за малую стену, где сад был митрополичий – и там у кого-то в огороде нашли ее, грязную кассовую книгу! Принесли. Зоя чуть не на коленях благодарила эту женщину, которая у себя в грядах в картошке нашла.

Ну, купола с Успенского собора чуть не до Городского острова улетали. Вот сила какая была! Оставался один каркас, каркас выдержал. А каркас-то демидовский. А потом уже Владимир Сергеевич [Баниге] часть каркаса заменил новым, а на этой части - бегущий соболь! Он ставил штамп, Демидов – ставил штамп, демидовский свой, бегущий соболь, красивое животное, вытянутое. Весь этот вот приблизительно вот такого размера штамп. Он мне говорит: «Лидия Петровна, приходи посмотри, что я  тебе покажу!». Илья [Алексеевич Морозов] должен был взять его в экспозицию, но я так сейчас уже и не помню, где.

Запись и публикация О.О. Непоспехова и А.А. Шелеховой

Кистью очевидца

О картине И.И. Солдатова “Смерч в Ростове”

В понедельник, 24 августа 1953 г. небо над Ростовом с утра было предгрозовым и сильно парило. Около 17 часов в город с северо-запада ворвался смерч огромной разрушительной силы. На своем пути он сбросил с железнодорожных путей два загруженных товарных вагона, пронесся по улице Февральской. На перекрестке с Окружной улицей смерч немного отклонился вправо, обрушился на кремль и, достигнув озера, образовал гигантский водяной столб. За несколько минут своего движения по городу со скоростью свыше 80 километров в час и гораздо более высокой скоростью вращения по спирали, он произвел значительные разрушения. Больше всего пострадал от стихийного бедствия кремль. Купола собора, кремлевских церквей и звонницы были “разбросаны” далеко вокруг. В Самуиловом корпусе, где размещались основные экспозиции музея, была снесена крыша вместе со стропилами и выбиты все окна. При этом пострадала даже часть экспонатов.

Движение смерча и вызванные им разрушения подробно описал в статье “Смерчи в Ярославской области летом 1953 г.” ростовский краевед, преподаватель сельскохозяйственного техникума Н.В. Чижиков (Краеведческие записки. Вып. I. Ярославль, 1956). Статья была написана на основании собственных наблюдений автора, документации метеорологов, опросов очевидцев, изучения истории этого природного явления в Ростове и его ближайших окрестностях. Именно Н.В. Чижиков убедил местного художника Ивана Ивановича Солдатова, тоже непосредственного очевидца события, запечатлеть увиденное на полотне. Выбор был не случаен: известный тогда в Ростове мастер финифти писал также и картины, по преимуществу копии, для исторической экспозиции Ростовского музея и общественных зданий города. Буквально через несколько дней после смерча И.И. Солдатов начал работать над картиной, которая хранится сейчас в запасниках Государственного музея-заповедника “Ростовский кремль”.

Иван Иванович Солдатов

Вот как вспоминает об этом пятьдесят лет спустя сам художник. Тот начавшийся вполне обычно день подходил к концу. И.И Солдатов трудился в цехе по производству финифти, который располагался в здании напротив Успенского собора (Соборная площадь, 4). Его рабочее место было на втором этаже. Случайно взглянув в окно, в сторону Февральской улицы, Иван Иванович, потрясенный, неожиданно увидел стремительно приближающийся огромный, до неба, темный столп смерча, в котором, словно в воронке, неслись по спирали куски разрушенных зданий, листы железа и еще какие-то предметы. Он успел закричать: “Ребята, все вниз!” Через несколько секунд в цехе ветром выбило окна, засыпало мусором “всю продукцию”, но люди при этом, к счастью, не пострадали. Сам Иван Иванович жил тогда с семьей на Февральской улице, над которой пронесся смерч. На их небольшом доме была сорвана крыша, выворочена недавно установленная и зацементированная печная труба. Погибли хранившиеся в чердачном помещении живописные произведения художника.

Работая над картиной, И.И. Солдатов изобразил приближение смерча с той самой точки, с которой он увидел это необыкновенное явление природы. “Наверное, смерч можно было бы написать по-другому, в момент, когда все бушевало, как, например, “Последний день Помпеи” - улыбается художник. “Но я написал все, как видел...”

Сейчас, спустя полвека, нельзя не признать особую историческую ценность избранного художником решения. Последствия смерча вскоре будут зафиксированы на фотопленку учеными, реставраторами, движение его занесут на схемы и карты. Но воплощенное в живописи свидетельство художника-очевидца абсолютно уникально. Живую картину этого события мы можем видеть теперь только на полотне И.И. Солдатова. Здесь на первом плане представлены поросшие зеленой, местами пожелтевшей травой городские валы. За ними, чуть глубже, видна часть дороги, соединяющей сейчас две улицы – Декабристов и Моравского. У дороги стоит лишенная креста, не сохранившаяся до наших дней часовня, построенная на месте разобранной в 1814 году древней деревянной Воскресенской церкви, “что в старой Ямской улице на посаде”. Ростовские старожилы хорошо помнят эту часовню – в 1950-е годы в ней размещался дровяной склад. Левее от нее – какое-то небольшое деревянное строение типа торговой палатки или ларька. Весь дальний план картины занимает панорама Окружной, от улицы Коммунаров до Февральской, над которыми движется к центру города зловещий столп смерча. Сейчас эта панорама закрыта сильно разросшимися деревьями.

Заметим кстати, что историческую ценность картине придает также изображение облика этой части Ростова в начале пятидесятых годов ушедшего столетия, поскольку здесь представлены не только сохранившиеся здания (каменный двухэтажный и два деревянных одноэтажных дома, Окружная 61-63), но и уничтоженная позже часовня, дома, снесенные при строительстве гостиницы “Ростов” и здания Казначейства.

Е. Ким.

Публикация о княжеском даре в Ростовский музей

В "Новом журнале" вышла моя статья о даре князя Никиты Дмитриевича Лобанова-Ростовского в музей "Ростовский кремль". К сожалению, в электронной публикации на сайте журнала отсутствуют замечательные фотографии Анны Шелеховой, отправленные в редакцию вместе с текстом. Исправляя сие, сообщаю адреса, по которым размещены фото с открытия выставки и со встречи князя с жителями города Ростова. 

Памяти Михаила Семидушина

Вечером 9 мая в галерее Константина Маслова (ул. Коммунаров, д. 7, кв. 7) состоялось открытие выставки «Леонардо да Винчи Борисоглебского района. Памяти защитника Сталинграда и труженика совхоза «Красный Октябрь» Михаила Терентьевича Семидушина». Фотографии, картины, документы рассказали собравшимся о жизненном пути М.Т. Семидушина (1920 – 1999). Владимирский паренек вместе с миллионами своих сверстников шагнул в Великую Отечественную и чудом выжил в самом пекле войны – Сталинградской битве. Возможно, этому помогло его жизнелюбие, о котором свидетельствует фронтовой альбом со стихами, песнями, рисунками.

Мирную жизнь Михаил Терентьевич начал в поселке совхоза «Красный Октябрь» под Борисоглебом. До революции здесь было имение известного ростовского историка, купца и общественного деятеля Андрея Александровича Титова, организатора реставрационных работ в Ростовском кремле и одного из руководителей Ростовского музея в его стенах. После войны расположенный в отдаленной живописной местности поселок стал местом ссылки столичной интеллигенции. Комендант совхоза Семидушин подружился со многими интересными людьми этого круга, организовал с их помощью в 1947 году первую библиотеку. Несколько позже, возглавив поселковый клуб, он выступил автором, режиссером и декоратором его спектаклей.

Супруги Михаил Терентьевич и Зоя Васильевна Семидушины (фото из семейного архива; лето 1948)

Беззаветно влюбленный в природу и ежедневно проводивший несколько часов в лесных прогулках, последние четырнадцать лет официального трудового стажа Михаил Терентьевич был егерем охотничьей базы. Егерь, охотник – это не профессии; вспомнить хотя бы Ивана Тургенева. Это особый взгляд на мир, которым невольно проникаемся и мы, глядя на выставленные на Коммунаров лесные пейзажи и зарисовки любимых охотничьих мест.

У егеря – свой, отличный от обычного сельского жителя круг знакомств. На охоте М.Т. Семидушин познакомился с профессором А.А. Реформатским, выдающимся русским филологом. Высоко ценил общение с Семидушиным писатель, депутат Государственной думы А.Н. Грешневиков, посвятивший ему очерк «Смотрю, как растут деревья».

Можно сказать, что выставка привлекла внимание широкой аудитории: на открытии присутствовали сотрудники районной библиотеки и музея «Ростовский кремль», журналисты местной прессы, ростовские художники, председатель и члены местного отделения Общества охраны памятников истории и культуры, студенты ярославских вузов. В центре внимания собравшихся было выступление дочери героя выставки, Нины Михайловны Николайчук, заведующей поселковой библиотекой – той самой, основателем которой был ее отец. Разговор зашел и о современной борисоглебской деревне, о проблемах, ставших уже привычными. Органичным продолжением разговора стал показ фильма о герое выставки, снятого в начале девяностых годов центральным телевидением. Кажется, авторы фильма сумели рассказать о судьбе нескольких поколений сельской глубинки России, сфокусировавшись на самом ярком, интересном жителе борисоглебского поселка.

Фото Владимира Орлова

На открытии выставки родственники Михаила Терентьевича представили его боевые награды и подлинные документы. Наибольшее внимание посетителей привлекла тетрадь, в которой Михаил Терентьевич на протяжении более полувека (1947 – 1999) записывал наблюдения над погодой и фиксировал свои охотничьи достижения. Сегодня этот уникальный документ хранится в поселковой библиотеке, пользуясь неослабевающим вниманием местных жителей.

Осмотреть экспозицию можно в любое удобное время, предварительно условившись с организаторами по телефону 8(915)960-97-37, или по электронной почте nils2908@mail.ru. Посещение выставки и экскурсия, как принято в галерее на Коммунаров – безвозмездны.

Приглашение к путешествию

В августе минувшего года в Красной палате Ростовского кремля открылась выставка «Путешествие в Ростов… Город, кремль, монастыри,святыни, древности в графике XIX века». Кроме работ из собрания музея (отчасти уже известных местной публике), здесь впервые были представлены рисунки из музеев: Исторического в Москве, Художественного в Ярославле, Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург) и Государственного архива Ярославской области. Организатор выставки, заведующая Картинной галереей Ростовского музея Татьяна Владимировна Колбасова, провела большую работу по выявлению и изучению многочисленных изображений нашего города и его окрестностей. Отрадно, что эта деятельность увенчалась изданием каталога в прекрасном полиграфическом исполнении. Таким образом, представленные на выставке работы отныне доступны в любое время для всех, кто неравнодушен к истории родного города.

Рисунки сохранили для нас виды главных городских святынь, среди которых закономерно лидирует Ростовский кремль. Представлены все городские монастыри и некоторые церкви. Не приходится говорить о ценности всех этих изображений, доносящих до нас не только вид определенного памятника в определенный период, но и – что немаловажно - городской среды, в которую он был помещен. Ведь современному живописцу или фотографу едва ли удастся повторить хотя бы один из этих пейзажей. Советское время существенно изменило городской ландшафт. Уничтожена вместе с церковью Всех Святых колокольня, с которой выполнен, например, знаменитый «Вид с северо-западной стороны Ростовского Успенского собора и Архиерейского дома» 1825 года. 

Местность, которая представала лугом на «Виде Ростовского Богоявленского монастыря», сейчас занята городской застройкой и «Водоканалом». 

Но будем справедливы, не умолчим и о немалом «вкладе» нашего времени в изменение, а вернее, обезображивание городского облика: о лезущих в кадр назойливой безвкусной рекламе и многочисленных столбах с проводами, о канализационной насосной станции, для которой не нашлось места лучше, чем возле древних городских валов и церкви Вознесения Господня...

Есть в каталоге и виды подростовных селений: «Церковь в окрестностях Ростова» Андре Дюрана, виды сел Поречье и Угодич Василия Башкова, Белогостицкого монастыря Василия Прохорова.

В каталоге, как и на выставке, помещены не только графические пейзажи, но и финифтяные образы ростовских святых. Такое соседство, напоминающее о духовном содержании красивых видов, неслучайно: святые часто изображались на фоне основанных ими (или в память о них) церквей и монастырей. Таков образ святого блаженного Иоанна Милостивого, на втором плане которого виднеется Толгская церковь, где покоятся мощи святого. Благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб изображены близ одноименной ростовской церкви.

В аннотации сказано, что издание «включает раздел «Ростов в описании путешественников XIX в.»: путевые заметки при посещении Ростова Н.А. Муравьева, С.П. Шевырева, В.И. Лествицына, М.И. Семевского и других, дополняющие представления о городе этого времени». Скорее, однако, этот раздел, занимающий 80 страниц из 216, не дополняет, а имеет самостоятельную ценность. Нет нужды пересказывать в короткой статье содержание путевых заметок прославленных путешественников, однако трудно удержаться от того, чтобы не привести хоть один пример. Я остановил свой выбор на очерке «Поездка в Ростов», впервые опубликованном в «Ярославских губернских ведомостях» 165 лет назад, в 1848 году. Очерк отличается от прочих необычайно живым языком и смелым образным строем; возможно, именно поэтому он был опубликован анонимно:

«Едва ли какой-нибудь город в России сохранил более Ростова признаков древности. Для археолога взглянуть на Ростов, все равно что понюхать старую залежавшуюся рукопись: необыкновенно приятное ощущение, лучше лимбургского сыру! …. Начало Ростову положено еще приземистым финном, который вечно жался к лужам и болотам; время построения забыла история, а строителей города напоминает только его озеро-болото да съеженные физиономии бродящих, под разными предлогами, попрошаек. Я глядел на них с восторгом: финны, настоящие финны! И до сих пор еще они не могут отвыкнуть от своей бродяжнической жизни и шныряют там и сям между рослым и жирным славянским племенем. У некоторых личностей ростовских до того физиономии резки и смелы, что я уверен в их происхождении от древних ростовских бояр, которыми, как вам небезызвестно, славился древний Ростов, равно как огромными репами и свеклой». Не остались без внимания автора и ростовские звонари: «Расправляющиеся с турецкими барабанами и большими колоколами всегда имеют серьезные и почтенные физиономии». Нашим современникам, наверно, не мешает поучиться столь же остроумному, сколько и поэтическому взгляду на самые, казалось бы, не располагающие к тому, житейские вещи.

Автором очерка, как установлено, является известный педагог Константин Ушинский. Он подводит такой итог своим впечатлениям: «Почтенный город! Развалины древних зданий повсюду; а между ними, как живые, святые остатки усопших подвижников русской веры и русской славы». Эти слова, звучащие уместно и сегодня, могут послужить эпиграфом ко всему каталогу, который, хочется надеяться, станет настольной книгой каждого патриота города Ростова.

Из воспоминаний Лидии Петровны Толпыгиной: Родительский дом

"Ростовский краевед" начинает публикацию воспоминаний Л.П. Толпыгиной (1923 - 2013) - сотрудницы Ростовского музея в 1947 - 1963 гг. Этот пост - фрагмент расшифрованной аудиозаписи, сделанной 5 августа 2011 г. Работа над расшифровкой продолжается, и, рано или поздно, мы надеемся подготовить текст воспоминаний к полноценной научной публикации.

Вот этот дом принадлежал моему деду. Дед торговал. На этом месте стоял такой же двухэтажный дом, было у папы три сестры на выданье. А ведь как раньше – уже думали, девиц надо замуж выдавать. И вот наверху такая же комната, там жили парни, ну, братья папины. Они освободили эту комнату и пустили офицеров.

В конце Фрунзе была артиллерийская бригада. Значит, часть была около Спасо-Яковлевского монастыря, потом перевели к центру города, где пожарная команда, вот на этом месте была. Они там и парады устраивали, и всё, и всё. А часть основная была вот в конце Предтеченской – Фрунзе. И дедушка и пустил двух офицеров. А какие-то приревновали, что ли, взяли – а тут парадное было вот у них крылечко, парадное. Взяли да подожгли. Всё сгорело начисто!

Ну, дед, конечно, что? Дед откупал землю, строил доходные дома небольшие – и вот здесь было - по Фрунзе - два дома. На пересечении Ленинской и Московской была Рождественская улица. Там на углу, где сейчас общежитие техникума – да папа и общежитие-то строил – значит, там была церковь, Рождества Богородицы на Горушке. И вот вся эта левая половина к озеру – дед откупил.

Мне говорила Елена Ильинична Крестьянинова: «А Ваш дед-то был богатый!». А я говорю: «Да, богатый он был». Только он в этот класс капитализма попал поздненько. Конечно, он бы со своим умом, со своей прозорливостью… Потому что там, на Рождественской, вместо трехоконных домиков – были очень красивые домики с резными наличниками. Их сдавал он семьям – там уже водопровод подвели, эти вот там большой дом Кайдаловых. И там дед-то тоже хотел построить большой пятиэтажный дом, в найм - сдавать квартиры, которые тоже ему приносили доход.

А так он торговал. Вот во дворе больших два амбара, где он хранил товар. Провели железную дорогу с Рыбинска, оттуда можно было брать всё, всю бакалею в долг, между прочим, по железной дороге, а тут дед нанимал - то в магазин, а то в этот склад. Ну, в общем, дед-то, конечно, был умный, умел организовать дело. Вот после пожара он построил такой же дом. А потом Февральская революция, а потом Гражданская война, а потом революция, «кто был ничем – тот станет всем». Ну, Ленин разрешил НЭП – Сталин прикрыл.

Дед был нэпман, очень расстраивался, что он нэпман. Лишили его права голоса! А я вот сейчас не хожу голосовать. Не хожу принципиально, потому что ко мне никто не придет и не скажет. А вот мы - как мы раньше, дураки, бегали – вот такие будут кандидаты, вот они то-то то-то , вот они… А приглашения посылают. Так вот другой раз про деда вспомнишь, думаешь – да тьфу на это право голоса, что его лишили. Принцип! Он был член городского присяжного суда, дед-то. Это уже что-то значит. Он не купец был. Он мог бы быть. Но у него много детей, надо было вкладывать другие деньги, а даже третья гильдия сколько стоила денег.

Остались мы в этом доме, папа по окончании гимназии уехал в Петроград, поступил в Политех, а через полтора года сюда пришло извещение, что он должен пойти  в армию служить, защищать Советскую власть. Он поехал в Иваново, поскольку он уже  имел какие-то знания за эти полтора года в институте Политехническом, его взяли в артиллерийскую бригаду. А бригаду организовывал Говоров, будущий маршал артиллерии. У Говорова возничим работал его младший брат. Тут историй много.

Их послали в Сибирь. Они не застали расстрела царской семьи где-то дней пять. Приехали – уже всё. Папа ходил, смотрел и подвал, и этот сад, и дрова, недоколотые Николаем Вторым. Еще была охрана, и ему сказали, рассказали охранники, что, мол, он просил – ребята, оставьте меня и мою семью, мы уедем, я ни на что не претендую. А в это время с Востока Колчак шел, чтобы их освободить. Ну, в общем, их… Я не верю, например, вот во что – что Ленин подписал расстрел. Я не верю. Это, наверно, не там. Всякие те, кто дорвался до власти - и решали.

Потом эту часть послали на юг. Эту бригаду, называлась она уже потом 51 Перекопская дивизия. Краснознаменная. Они вот шли, на лошадях тащили пушки, а в это время в Севастополе и в других портах уже грузились белые, и получилось так, как у Шолохова. Брат против брата. Ну, в общем, короче говоря, потом эту воинскую часть распределили в Одессе, а там мама курсантка была, а там они познакомились, а там они поженились.

А семья-то была в основе-то немецкая. Дедушка мой Кондрат Иваныч Гушер, это Бавария. Это Екатерина Вторая когда разделила часть земли между садоводами, чтобы развести сады, виноградники, и шампанское лилось рекой – и наделило их землей. Но дедушка жил – получил там какой-то богатый бюргер, сейчас забыла фамилию, дедушка работал у него садоводом. Неплохо дедушка жил, покупал землю для детей, строил хаты. Потом все рухнуло. Папа ходил в Одессе на Привоз, покупал дрова. А ему дали на Пироговской улице, это рядом с Московским вокзалом в Одессе, там немножечко отступя, если пройти направо – госпиталь имени Пирогова и сейчас он существует, там музей, кстати, есть, ну и вот - шесть комнат ему дали. А они жили в кухне, дедушка жил в 60 километрах от Одессы, запряжет лошадок и вот привезет им всякой еды. Маме вроде было стыдно, потому что они говорили (они уже обукраинились за этот период со времен Екатерины Второй), родня там говорила маме: «Куда ты выходишь замуж за кацапа»? Ну, в общем, она так возгордилась - и взяли, ушел папа в отставку, и они приехали в Ростов. Папа немножко с дедом поторговал, потом ходил на биржу, искал себе работу, иногда на один день. Одна железная дорога ему осталась должна уйму денег. Не платили денег, не было, они чистили там…

Ну, в общем, потом, когда деда стали из этого дома выгонять, приходил один выдвиженец с фабрики «Рольма», в красных галифе. Я была маленькая – носом доставала до края стола. Он приходил, красное галифе, тут вот все обшито кожей – кожаная куртка, кожаная кепка. А тут висел наган – какой, не помню, не знаю, в деревянной кобуре. Он его расстегивал и на стол в кухне, там вот общая кухня была у бабушки. Бабушка бежала. Да, когда деда, у деда все отобрали – магазин и прочее – он при доме – вот Елена-то Ильинична нашла, в какой газете – что «мещанин Толпыгин Алексей Михайлович просит при собственном доме открыть бакалейную лавочку без распития спиртных напитков». Вот она мне это на память прочитала. И там была-то вот бакалея – между окнами, значит, первыми от ворот, была дверь и еще лестница. Ну и, в общем, бабушка туда тю-тю-тю-тю, стопочки, этот, как называли, мерзавчик – как их там –  маленькие-то эти графинчики, закуски. Он напьется, наестся, а потом говорит: «Ну, когда освободите?».

Сначала велел весь верх освободить. Потом дедушку выгнал. Они жили около Спасо-Яковлевского монастыря, дом этот до сих пор цел стоит. Как раз напротив правой части, если смотреть на озеро, дом стоит у Спасо-Яковлевского монастыря, напротив правой части монастыря, через дорогу. Потом, правда, папа его отхлопотал. Вот здесь у него было два маленьких дома в три окна. Большие, вообще-то, домики были. Там бы жили НКВД-шники. Потом, когда стали освобождать барские дома, квартиры – они переехали. Потом папа отхлопотал ему дом, и дедушка сюда переехал. А сыновья-то разбежались: кто в Москву, кто в Ленинград. Дядя Коля - самый старший в Рыбинск. А мы остаемся тут. Папа – защитник Советской власти. Поэтому нас не выгнали. Вот мы так тут и живем. Меня сюда привезли в полтора года, тут я и выросла.

Городские цветы

В предпоследний день зимы отправился я в одну известную ростовскую контору – можно сказать, по хозяйству. Дело мое – восстановление картриджа для принтера – должно было занять минут 15. Чтобы скоротать время, я принялся бесцельно бродить по окрестным дворам, занимая себя разными сезонными мыслями. Но долго бродить не пришлось, потому что – вот чудо.

Это был южный фасад. А на торце здания вот такие изображения.

На северном же фасаде – унылый и, к сожалению, привычный для маленького города с неприкаянной молодежью, трафарет.

Но вернемся к цветам. Побеги и плоды – один из старейших на Руси мотивов настенных росписей (помню разочарование от впервые услышанного на уроке биологии  определения: «цветок – это видоизмененный побег»). Когда-то травными рисунками украшались стены и потолки в боярских теремах. Рисунки на Спартаковской, впрочем, больше напоминают изображения с советских открыток.

По словам местных, этому изображению уже года два. Видно, что оно немного выцвело, по штукатурке пошли трещины, есть небольшие утраты. И все равно цветы цветут! Среди зимы…

Пару лет назад в виртуальном сообществе «Ростовский кремль» было инициировано обсуждение«уличного искусства» города Ростова. После появления в альбомах трафаретного изображения хиппи, народ тепло откликнулся – комментариями и собственными фотоснимками, без особых умствований, весело и непринужденно. Вердикт народный был, в общем-то, предсказуем (да простят коммунальные службы, как мы им многое прощаем): ничего плохого в настенных рисунках нет, если они появляются не на исторических зданиях, если никого не оскорбляют и ничего не разжигают. И, конечно, желательно, чтобы нарисовано было если не талантливо, то хотя бы «с душой».

Димитрий Ростовский и царица Прасковья Федоровна

Среди царствующих особ, посещавших Ростов, имя царица Прасковьи Федоровны (Салтыковой), супруги царя Иоанна V Алексеевича и матери императрицы Анны Иоанновны, вспоминается нечасто. Между тем, исторические источники рассказывают о ее расположении к митрополиту Димитрию Ростовскому.

В письме к царице от 18 октября 1707 г. ростовский иерарх благодарит царицу за присланное со стольником Юшковым жалованье: «преизрядные водки в четырех сосудцах стеклянных, именуемых бутылках, и капусту красную три кочана».

«Дневные записки» митрополита свидетельствуют: "Января 20 [1708] изволила быть в Ростове благоверная государыня царица Прасковья Федоровна, а с ней была Ирина Володимеровна, жена Андрея Курбатова, который в полону у шведов с Имеретинским царевичем"

.

Письмо к царице от 9 ноября 1708 года – ответ на ее ходатайство за попа села Курбы Давида, отставленного от прихода. Димитрий указывает на то, что Давид был отстранен «за его неистовство, и раскольническое противление церкви нашей православной, и за хуление книг новоисправных, и развращение людей простых в прелесть раскольническую, и за лживые его чудеса, и хуления на чудотворную икону пресвятыя Богородицы Толской». По словам ростовского митрополита, следствие («розыск») о курбском попе производил боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, и именно он велел «недержать» старообрядца. Отстранив Давида, ростовский митрополит предложил ему поселиться в монастыре на свой выбор, «понеже грамата у нас государская есть, чтоб вдовых попов постригать».

О старообрядческих симпатиях царицы Прасковьи Федоровны известно; в частности, она покровительствовала Выговской пустыни, однако в данном случае ее ходатайство успехом не увенчалось. На место Давида уже был поставлен новый поп, да и столь явное исповедования старой веры в те времена не могло не преследоваться. Димитрий просил царицу не гневаться за то, что «не могу соделати вещи невозможной».

Судя по всему, царица и не прогневалась: уже 24 ноября она прислала ростовскому митрополиту «шубу лисью изрядную».

В октября Прасковья Федоровна отправилась на поклонение Толгской иконе Богоматери в Ярославль, однако из-за распутицы добраться туда было трудно, и велено было доставить икону в Ростов. Согласно житию, Димитрий, чувствуя себя нездоровым, сказал своему казначею Филарету: «Се грядут в Ростов две гостьи Царица небесная и земная; токмо я уже видеть их не сподоблюся, а надлежит к принятию оных быть готову тебе, казначею». Царица с дочерьми Анной, Прасковьей и Екатериной прибыли в Ростов уже на панихиду митрополиту, которую служили дважды: в Богоявленском монастыре и в Успенском соборе.

О начале железнодорожного строительства в Ростовском уезде

В 2013 году исполняется 145 лет с момента начала строительства участка Сергиев Посад – Ярославль Московско-Ярославской железной дороги (далее – МЯЖД). К этой дате мы приурочим серию очерков об истории строительства, оказавшего существенное влияние на все стороны жизни Ростовского уезда.

Железная дорога на карте Ростовского уезда из книги А.А. Титова (1885 г.)

Сооружение МЯЖД тесно связано с одноименным акционерным обществом, в 1862 г. закончившим строительство железной дороги от Москвы до Сергиева Посада. Общество намеревалось продолжить ее до Ярославля. Воплощению этого решения в жизнь предшествовали долгие кропотливые расчеты: «В изследовании товарнаго движения мы руководствовались прямыми изысканиями провозки товаров по разспросам на месте и справкам с купеческими конторами, и потом проверяли их сведениями, получаемыми в главных торговых местах, именно на Нижегородской ярмарке, в Костроме, Ярославле, Вологде, Ростове и у отправителей товаров в Москве». Предполагалось, однако, что изначально основной доход новой дороги будут приносить не товарные, а пассажирские перевозки: «По протяжению всей дороги, особенно в губернии Ярославской, население весьма густое, и, сравнительно с другими местностями России, весьма богатое. Чтоб наглядно убедиться в том и другом, стоит только обратить внимание на то, что по всей длине теперяшнего Ярославскаго шоссе мало мест, откуда не было бы видно 5, 6, 7 и более сел; из города Петровска их видно до 26, из Ростова более 40».

Общее собрание акционеров в 1865 г. постановило продолжить дорогу до Ярославля, испросив гарантию правительства на необходимый для этого капитал. Об этом члены правления не только лично ходатайствовали, но и побуждали ярославские власти хлопотать, и даже… жаловаться на них за промедление в исполнении обязанности, наложенной на Общество его уставом 1859 года. По словам А.И. Дельвига, «ярославский городской голова Полетаев и тамошние богатые купцы Пастухов, Лопатин, Сорокин, Шапулин, Вахрамеев, Титов и Соболев подали в июле 1867 г. министру финансов жалобу на то, что правление Московско-Ярославской железной дороги не приступает к проведению дороги от Сергиевскаго посада до Ярославля и закончили эту жалобу следующим образом:... "Всякая отсрочка ляжет тяжелым гнетом на экономический быт наших губерний". Просили гарантию правительства, столь маленькую, что ее можно посчитать "не вещественною, но чисто нравственную"». Таким образом, крупные промышленники губернии были заинтересованы в строительстве железной дороги. Нельзя исключать, что автором текста был Андрей Александрович Титов, составивший впоследствии не одно подобное прошения. 

Кроме того, по всей видимости, некоторые ростовцы являлись акционерами Общества МЯЖД. Так, Т.В. Колбасова опубликовала завещание ростовского купца Д.М. Плешанова, согласно которому 50 акций Общества на 7500 рублей были переданы "во всегдашнюю собственность церкви при Ярославском Училище девиц Духовного звания".

Дело увенчалось успехом лишь в 1868 году. В начале марта уполномоченные Общества вновь представили проекты устава и технических условий сооружения линии на усмотрение министра путей сообщений. Министерство внесло в проект и устав изменения, которые обязывали Общество четверть необходимых для новой дороги паровозов и рельсов принять у правительства. Относительно технических условий правительство предписывало: выемки менее 0,5 сажени «по возможности, уничтожить», а некоторые чугунные трубы заменить каменными. Было скорректировано и направление железной дороги.

4 мая проект был отправлен в министерство финансов, а 7 июня Устав акционерного Общества Московско-Ярославской железной дороги был Высочайше утвержден.

2 июля в Троице-Сергиевой лавре происходило освящение работ по линии железной дороги. После торжественного молебна 500 рабочих свезли на дорогу по тачке земли. С 3 июля здесь начались земляные работы. Однако на остальном протяжении линии они, по-видимому, наступили позже. 8 августа В.И. Лествицын в статье «Канун чугунки» писал: «…участок земляных работ от Ярославля, 45 в., взял исполнить купец Бусурин, конторой котораго, помещающейся на Горках, в доме Кузнецова, приискиваются и землекопы, записывающиеся на эти работы, хотя еще и не принимаемые на самое дело. Все сказанное, без сомнения, делает предприятие общества известным немалому числу местных жителей. Но чтобы еще более подействовать на население, общественное мнение с нетерпением ожидает церковнаго освящения этих работ молебном, при чем как для икон, так ради гула колоколов и приезда начальства, естественно ожидать собрания больших масс народа».

В субботу, 10 августа, после литургии в Ярославском Успенском соборе, был совершен крестный ход к месту закладки железной дороги (совр. вокзал Ярославль Московский). Здесь перед иконами Спасителя, Богоматери Тихвинской и св. Николая, принесенными из собора, и храмовыми, принесенными из ближайшей (Пятницко-Туговской) церкви, соборный протоиерей с прочим духовенством, отслужил молебен с водосвятием. Присутствовали губернатор, начальник 3 участка дороги и другие лица, заведующие работами, а также «почетнейшие лица» из местного дворянства и купечества. «В конце молебна протоиерей обратился к собранию с краткою речью, в которой, объяснив важность начинаемаго дела, призывал, в заключение, благословение Божие на это благое начинание и на самих начинателей. За тем положил первый камень в основание воздвигаемаго в начале дороги здания (воксала), окропив святою водою как сей камень, так известь и другие материалы для постройки дороги. Собравшийся во множестве народ усердно молился об успехе этого полезнаго предприятия и еще усерднее - о здравии и долгоденствии Благочестивейшаго Самодержца России - главнаго виновника и покровителя всех улучшений общественной жизни своих подданных, особенно, когда возглашалось многолетие».

О ходе работ будет рассказано в следующих статьях.

Олег Непоспехов.

К истории ростовского старообрядчества: Кураковщина

История русской цивилизации существенно обеднеет, если исключить из нее старообрядчество. Старообрядцы (по другому – староверы, или, как пренебрежительно именовали их представители официальных государственных и церковных структур, «раскольники») не смирились с церковной реформой середины XVII в., порывавшей, по их мнению, с «древлим благочестием» – верой отцов, с наложением «клятв» на традиционные обряды и богослужебные чины Русской Православной Церкви и замену их другими, в подражание новогреческой практике. Движение за древлее благочестие дало России множество ярких личностей, самобытных мыслителей и обладателей неординарных биографий. Исследования историков, филологов, этнографов выявили весомый вклад старообрядцев как в сохранение русской традиционной культуры, так и в становление отечественной промышленности.

Между тем, современные знания о бытовании старообрядчества на Ростовской земле едва ли соответствуют той роли, которую староверы играли в ее прошлом. Систематическое изучение ростовского старообрядчества имеет смысл начать с выявления мест компактного проживания старообрядческих общин в различное время. Настоящая статья сообщает итоги предварительного исследования одного из старообрядческих микрорегионов уезда – вотчины князей Куракиных

.

Понятие «Кураковщина», обозначенное в заглавии статьи, существует в местной историографии с 1886 г., когда А.А. Титов издал одноименную книгу. Действие этого «историко-этнографического очерка» начинается на исходе XVIII в., когда князь Степан Борисович Куракин вступил во владение родовой вотчиной в северо-восточной части Ростовского уезда. По полюбовному разделу с братьями ему достались села Семибраты (ныне Макарово) и Гвоздево, деревни Семеновская (ныне Семеновское), Исады (ныне Семибратово), Ломы, Кладовицы, Никольская (ныне Ново-Никольское). Позже к вотчине были присоединены с. Васильково и д. Стрелы.

Степан Борисович Куракин
Портрет работы неизвестного художника
к. XVIII - нач. XIX вв.
 из собрания Третьяковской галереи

С.Б. Куракин даровал своим крестьянам Устав, который определял механизмы самоуправления вотчины, излагал обязанности ее бурмистра и поверенных от каждого села. А.А. Титов, сообщая о «благоденствии» «кураковцев» по сравнению с окрестными жителями, связывает его с Уставом, по которому вотчина управлялась вплоть до отмены крепостного права. Но разве дело только в Уставе?

Как представляется нам, «благоденствие» Кураковщины – не последствие принятия этого документа, а, скорее, его предпосылка. На эту мысль наводит и другая книга А.А. Титова – «Родные картинки», (1899 г.), в которой прямо отмечается, что большинство кураковских крестьян принадлежало к старообрядчеству, будучи преимущественно безпоповцами федосеевского и поморского согласия. «Да и в настоящее время, – прибавляет автор, – в этой местности еще есть крестьяне, придерживающиеся старой веры». Автор отмечает, что все владельцы Кураковской вотчины, по рассказам крестьян-старообрядцев и запискам современников, были люди «в высшей степени гуманные и в религиозные верования своих подданных не только не вмешивались, но даже и уважали». А.А. Титов (укрывшийся, впрочем, под псевдонимом и, видимо, имевший на то основания), объясняя симпатию Куракиных к староверию, прямо связывает конфессиональный фактор с благосостоянием жителей Кураковщины: «Все старообрядцы жили богато, были трудолюбивы и, конечно, уж гораздо развитее своих православных собратов».

Старообрядцы населяли Кураковщину еще до вступления князя Степана Борисовича в наследство. Московский исследователь М.Ф. Прохоров, основываясь на вотчинных документах третьей четверти XVIII в., отмечал большое количество неженатых и незамужних лиц, что существенно снижало доходы Куракиных. По мнению вотчинных властей, одна из причин частых уклонений от вступления в брак заключалась в принадлежности к расколу, «в коем будучи, многие девки совсем здоровые называют себя увеченными». Исторический сборник «Восемнадцатый век» (1909 г.), изданный на основе архива князей Куракиных, сообщает интересную историю, которую теоретически можно увязать со сведениями, приведенными М.Ф. Прохоровым. 20 февраля 1783 г. бурмистр ростовской вотчины сообщал княгине Александре Ивановне и княжне Аграфене Александровне Куракиным: «По старому обычаю ведется, – писал бурмистр, – изо вдов и девок за просителей в замужество отдавать, и по прошению крестьянина села Гвоздева Ивана Дмитриева, вдовца, для его одиночества выбрали поверенные трех девок; досталось по жеребью того села Гвоздева крестьянина Алексия Иванова дочери его Анне, и отец ея волею не согласился за просителя отдать, и я, ваш раб, оную девку взять велел того села выборному Василью Иванову под караул и приказал того села Гвоздева священника Трифона Прохорова просить вышеписаннаго вдовца на показанной девке обвенчать; и сего февраля 17 дня оную невесту ввели в церковь, которая девка закричала и на пол легла и стала биться, и церковный дьячок Константин Михайлов стал попу говорить, что венчать нельзя, и поп ризы снял и венчать не стали, поехали в Ростов и о том докладывали его высокопреосвященству. И я, нижайший, о том уведав, для справки, сего же февраля 18 дня, поехал в Ростов и ходил к его преосвященству; изволил мне, нижайшему, преосвященнейший говорить: «зачем так принуждаешь силою отдавать и какую власть имешь?» и в том запретил неволею отнюдь не отдавать и не венчать».

В «Родных картинках» А.А. Титов сообщает, что в конце XVIII столетия много кураковских крестьян проживало по торговым делам в Петербурге и некоторые из них служили у санкт-петербургского купца I гильдии Филиппа Фомича Косцова, богатого и крупного торговца екатерининского времени, выдающегося деятеля и «вождя» столичных федосеевцев. В царствование Николая I, когда гонения на староверов возобновились, несколько кураковских крестьян-торговцев было выслано из Петербурга «за явное упорство в принадлежности к федосеевской секте».

Незадолго до описываемых событий репрессиям подвергся один из крестьян Куракиных. В феврале 1826 г в департаменте полиции Российской империи состоялось слушание дело о крестьянине с.  Семибраты Иване Сараеве. По засвидетельствованию священника Якова Максимова, в селе «оказалось» 45 безпоповцев обоего пола, из которых семь только недавно «отступили от православной веры». Выяснилось, что крещение и погребение исправляет крестьянин Сараев, 83 лет от роду, уже дважды судимый за крещение детей. Выяснилось, что до сих пор Сараеву удалось избежать наказания за свою деятельность: впервые – за бездоказательностью следствия, второй раз – по амнистии Манифеста 14 августа 1814 г., с предупреждением «остерегаться впредь подобных дел». Иван признал, что крестит всех желающих, как взрослых, так и детей по просьбе родителей. По осмотру в доме Сараева была найдена моленная комната, «подозрительных людей в оном доме не оказалось». Уголовная палата определила Ивана Сараева, который «нарушил общежитийную тишину и порядок», сослать в Сибирь на поселение «как вреднаго и нетерпимаго в обществе человека». Впрочем, по особому мнению управляющего МВД фон Фока, было решено И. Сараева «удалить в монастырь по усмотрению Духовнаго Начальства с употреблением по силам его в монастырские работы; в прочих же статьях приговор Уголов. Палаты оставить в силе». «Прочими статьями» были: выговор бурмистру Тимофею Досугову и вотчинным крестьянам за необъявление «о сем» и допущение «распространяемому Сараевым злу укорениться», а «укорененным» - «надлежащее увещевание». Иван Сараев был сослан под надзор в пошехонский Андрианов монастырь.

В 1851 г. священник с. Гвоздева П.А. Соколов сообщал члену-корреспонденту Географического Российского общества, протоиерею И.Д. Троицкому: «Раскольники толка безпоповщины здесь как были прежде так и ныне есть, коих ныне числится мужеска пола 5, женска 20 душ». Более тридцати лет спустя, в несравненно более благоприятное для старообрядчества царствование Александра III, А.А. Титов сообщил о том, что жители Гвоздева и соседнего Семеновского «почти поголовно раскольники… Господствующий раскол здесь – Перекрещеванцы» (т.е. безпоповцы, практиковавшие крещение приходивших к ним от «никониан»).

Политика советского правительства в двадцатом веке привела к вытеснению любых проявлений религиозности за периферию повседневной жизни общества. Однако традиции «древлего благочестия» продолжали потаенно сохраняться в отдельных общинах. Об этом свидетельствуют и воспоминания старожилов указанных деревень, записанные руководителем этнографической экспедиции Ростовского музея А.В. Киселевым.

В 1975 г. археографическая экспедиция МГУ в с. Сепыч (Пермская обл. Верещагинский р-н) получила от И.И. Плотниковой, староверки поморского согласия, Минею. Дарственная запись удостоверяла в том, что эта книга – вклад XVII в. Ф.В. Сицкой в ц. Воскресения с. Гвоздево. Таким образом, за тысячу километров от родины староверы сохранили старопечатную книгу. (Любопытно, что в этой местности существовала деревня Семибратово, от которой ныне осталось только урочище).

Интересные находки случались и на территории Кураковщины. По словам одного из местных «любителей старины», еще в конце девяностых годов в деревнях в изобилии встречалось медное литье. Примерно в это же время в Ростовский музей от жителя п. Семибратово поступил рукописный старообрядческий сборник – Цветник XVIII в. Владельческие записи свидетельствуют, что рукопись в 1832 г. принадлежала крестьянину д. Полежаево Кузьме Митричу Лобову, а в 1867 г. крестьянину д. Исады Ивану Ивановичу Голявину.

Кураковщина и другие «старообрядческие провинции» Ростовского уезда нуждаются в дальнейшем изучении. Привлечение официальной статистики (исповедные росписи, клировые рапорты и т.д.) позволит получить хотя бы самое приблизительное представление о территории расселения и численности старообрядческих общин; в перспективе возможно и конфессиональное картографирование Ростовского уезда. Выявляя в различных источниках династии старообрядцев, прослеживая их судьбы, можно прийти к объективной оценке роли старообрядчества в истории края.

Олег Непоспехов.

Автор приносит благодарность угличскому исследователю И.В. Сагнаку.